ГлавнаяЖурнал КалугахаусВесенние новостройки (№22) — Интервью главного архитектора Калуги Сергея Ткаченко

Интервью главного архитектора Калуги Сергея Ткаченко

В начале весны нашему журналисту Даниилу Марченко удалось взять интервью у известного российского архитектора, автора сотен зданий, который волею судеб оказался на посту главного архитектора Калуги. После разговора сложилось ощущение, что наш город долгое время оставался на периферии градостроительной науки, развиваясь хаотично и вне всяких законов. Ситуацию надо исправлять. Поэтому материал (который вышел в № 22) было решено назвать

Город и предубеждение

Главный архитектор Калуги Сергей Ткаченко о том, как жителям города побороть недоверие и наладить диалог с чиновниками


– Сергей Борисович, давайте начнем с самого начала. Расскажите о том, как Вы стали главным архитектором нашего города. Какие факторы повлияли на решение перебраться на работу в Калугу?

– Поскольку градостроительной деятельности в Москве сейчас фактически не существует, а проектный рынок полностью монополизирован двумя организациями, в столице стало работать очень сложно. Хотя моя мастерская продолжает там проектировать, правда, уже без меня. А я решил заняться чем-то иным, чтобы и мне было интересно, и тому месту, где я буду работать, принести пользу. И так совершенно неожиданно совпало, что меня позвал Константин Викторович Баранов, с которым мы часто пересекались по работе в Москве. По крайней мере, то, что он понимает, что такое градостроительство и территориальное планирование, убедило меня принять это предложение. Почему бы не попробовать? Калуга недалеко, Калуга является частью Московско-Калужской агломерации. А Московской агломерацией я занимался не одно десятилетие. Таким образом, все сложилось, и у меня появилась возможность на практике продолжить свои теоретические разработки. А поскольку я семь лет был директором Института Генерального плана Москвы и ежедневно работал с главным архитектором столицы, я приблизительно знаю, чем должен заниматься человек в этой должности и понимаю весь этот процесс.

– За то время работы в Калуге, Вы уже успели пообщаться с представителями разных городских сообществ. Понимают и принимают ли здесь ваши идеи?

– В данном случае не важны «мои идеи». Тут должен быть некий, может быть, даже немножко скучноватый, стандартный, нормативный, законодательный подход к территориальному планированию. Есть достаточно законов Российской Федерации и Калужской области, которые говорят нам, как надо планировать развитие города. Но пока в Калуге законы живут отдельно, а город — отдельно. И свою задачу здесь я вижу в том, чтобы после меня остался определенный порядок, а вовсе не в том, чтобы построить здесь какое-нибудь выдающееся здание, мимо которого половина людей будет проходить и плеваться, а другая будет говорить: «О-о-о, у нас еще такого не было!» Повторюсь, задача главного архитектора — не увековечиваться, а делать скучные вещи: работать в рамках законодательства и создавать ту самую комфортную среду для жителей.

– В Калуге инвестор — это такое божество, которому ни в чем нельзя противоречить. А если вдруг нагрузить его какими-нибудь «лишними» обязательствами, то он уйдет в другое место. А как, по-вашему, должна строиться работа с инвесторами?

– Инвестор — божество везде. Я имею в виду не только российские города, но и весь мир. Только инвестор может придать городу какое-то ускорение, хотя это взаимный процесс. Только он может путем долевого участия дать возможность городу осуществлять свои социальные, транспортные и прочие программы, т. е. сделать так, чтобы исполнительная власть смогла выполнять возложенные на нее функции. Деньги с потолка не падают. То, что, по нашему законодательству, попадает в казну города после перераспределения доходов между муниципальным, областным и федеральным бюджетами, это совсем немного, и этого не может хватить на нормальное его существование. Поэтому обязательно нужно искать инвесторов и потихоньку создавать такую атмосферу, чтобы инвестор понимал: с городом надо делиться. Не деньгами даже, а строительством детских садов, поликлиник и других социальных объектов. Инвестору это тоже будет выгодно, потому что его жилье тогда будет более конкурентоспособным, чем у соседа, у которого детского сада нет. Тем более, что именно город обязан обеспечивать равномерное распределение социальных благ. А в данном случае это сделает инвестор, которого город убедит — и все будут в выигрыше. Инвестор, потратив несколько больше денег во время строительства, потом получит больше.

– То есть задача города — объяснить инвестору его собственную выгоду?

– Объяснять и давать такие предложения, от которых инвестору будет трудно отказаться. Калуга стоит на этом пути. Я вижу каждодневные усилия исполнительной власти города: ввести определенную вольницу, которая пока еще существует, в какое-то законодательное русло. В то русло, когда любой инвестор должен работать не только на себя, но и на город тоже. И тогда инвестор не будет задумываться, как бы обойти эти правила и обмануть всех, а будет просто договариваться с городом, чтобы власть сделала что-то, что пригодится и ему. Благоустройство дороги на его участке, например.

– Когда Вас приглашали на эту должность, перед Вами были поставлены какие-то особые задачи?

– Нет. Мне было сказано: «Приедете — разберетесь, дальше поговорим...»

– Разобрались? Уже отметили какие-то ключевые направления?

– Я отметил основные направления, конечно же. Каждый день что-то дополняется. Например, появление открытой приемной главного архитектора — это попытка расширить круг информации, который сейчас для меня очень узок. Да, я общаюсь с исполнительной властью, коллегами по другим департаментам городской управы, в какой-то степени с областью. И все. Есть еще особо активные группы населения — такие, как краеведы. Но ведь это не все, это — исчезающе малая часть калужан, которая бьется за правое дело, калужан, которые привыкли и умеют отстаивать свою позицию. А остальные живут себе и живут, а нам очень хотелось бы узнать именно их мнение о будущем Калуги. Как раньше говорили, спросить у народных масс, чтобы статистическая погрешность интересов горожан была как можно меньше.

– В Москве методики связи с населением, насколько я понимаю, неплохо наработаны...

– Действительно, в Москве они есть. Тот Генеральный план, которым я занимался, когда руководил институтом, включал в себя первый опыт публичных слушаний — первый за всю историю Генеральных планов столицы, начиная с Ивана Грозного.

– Это была Ваша инициатива?

– Нет, это была инициатива законодательная, а мы ее проводили в жизнь. Естественно, тогда вылезла куча ошибок и неясностей. Мы думали, что все это пойдет дальше, но сейчас публичные слушания отменили. Это был очень серьезный опыт в условиях гражданского общества по разработке территориального планирования и стратегии градостроительного развития. Очень многое из того, что было высказано в процессе обсуждения генплана, мы постарались учесть позже. По крайней мере, все те проекты, которые сейчас делаются, фактически уже были сделаны раньше нами. Просто наконец пришло время для их реализации.

– Создание экспертно-консультативного совета — это тоже шаг к более активной работе с населением?

– Да. В Москве тоже существовал ЭКОС, но он был только по памятникам культурного наследия. А мне бы хотелось, чтобы эти эксперты-консультанты были по абсолютно всем вопросам калужской жизни. Идея ведь не в том, как сохранить памятники, а как их сделать элементом интересной, полной культурной жизни завтрашнего дня. Не музеефикация, а включение культурного наследия в, скажем так, жизненный оборот.

– Сколько сейчас человек в этом совете?

– Не знаю, я его еще до конца не сформировал. Но думаю, там будет человек пятнадцать, не больше. Это — абсолютно общественная организация, люди, у которых я спрашиваю совета. При этом все решения остаются за мной, никаких голосований не проводится. Конечно, они принимаются с учетом мнения ЭКОСа. Но даже то, как это мнение высказывается, может повлиять на то, что главный архитектор примет совершенно иное решение.

– А как они попадают в ЭКОС?

– Я их приглашаю — так и попадают.

– Но ведь Вы лично здесь пока знаете не очень многих...

– Вот в этом-то и беда. Я мало кого знаю, и, наверно, этот круг должен быть шире, в том числе по возрастным и социальным категориям. Я считаю, что молодежь должна быть более активной. Пока в плане градостроительства она в основном скептически критикует то, что делается, но сама в процессе не участвует. В развитых странах стадию всеобщего скепсиса уже прошли. Там уже довольно давно образовано множество различных сообществ, которые серьезно занимаются градостроительством своей территории. По крайней мере, они контролируют эти процессы, приглашая за свои деньги архитекторов, защищающих интересы этого сообщества. Иногда они действуют заодно с исполнительной властью, а иногда наоборот — вступают с ней в противоречие и отстаивают собственную позицию.

– А возникает ли у нас что-то вроде таких сообществ? Например, ситуация с Воскресенкой, что это — признак появления самоорганизации жителей или амбиций отдельных людей?

– Мнение насчет отдельных людей я не поддерживаю. Всегда существует переход количества в качество. Он происходит скачкообразно. Вот накопилось некоторое количество информации, некоторая удовлетворенность или неудовлетворенность...

Причем не только действиями власти, а вообще всем, что происходит вокруг. Конечно, инициирует это пресса. Конечно, пресса всегда работает, исходя из редакционной политики, обоснованной финансово или идеологически. Но это способствует формированию мнения гражданского общества. В итоге возникает какая-то волна, которая передвигает понимание общества на иную ступень...

– То есть я правильно Вас понимаю — кто бы за этим ни стоял, все равно это льет воду на мельницу развития гражданского общества?

– Конечно. Если все силы будут этим заниматься (кто из них «хорошие», а кто «плохие» — очень относительно), то гражданское общество все равно в итоге выйдет на более-менее трезвые оценки. Правда, обычно это происходит долго. И чем быстрее пройдет то время, когда на мнение общества будут влиять случайные или заинтересованные течения, чем объективнее станет оценка жителей, тем проще нам будет заниматься территориальным планированием. Одно дело — это бороться с ветряными мельницами и тратить свое время на лишние объяснения, а совсем другое — идти дальше с учетом каких-то неизбежных неудач и ошибок. Ведь даже неправильная информация о правильных действиях приводит к отрицательным результатам. Вовремя надо все всем объяснять. Ведь на том же развитом Западе первым делом рассказывают в той или иной форме о том, что собираются власти делать с этой территорией. Какой генплан, какое здание собираются построить, откуда берутся на это деньги и почему именно на это, и почему именно столько. И там, кстати, нет нашей системы «кто меньше запросит, тот и спроектирует и построит». Там прекрасно понимают, что такая система — это ловкий ход к разрушению экономики страны и ее будущего. Важна, прежде всего, квалификация и экспертная оценка, а не минимальный бюджет.

– А какова альтернатива такой конкурсной системе?

– Такой конкурсной системе альтернатива — нормальная конкурсная система, которая работает не на бездумную и сиюминутную экономию средств, а на создание качественной среды обитания. Конкурсная система, в общем-то, была задумана очень хорошо, но то, что с ней получилось, — это как будто делали, как раньше говорили, «враги народа», т. е. все наоборот, все ведет к разрушению. Планомерно, четко, от конкурса к конкурсу, когда выигрывают самые плохие и самые дешевые варианты. По самым плохим проектам самые плохие строители делают самые плохие здания — вот и вся цепочка.

– Кризис эту ситуацию усугубит?

– В кризис будут выбирать еще более дешевых проектировщиков и реализовывать проекты, которые еще хуже сегодняшних. Возможно, строиться будет даже больше, но качество упадет. Но чем хуже будет что-то построено, тем легче потом это снести. Средненькое трудно ломать, а плохое — легче.

– Вы, как главный архитектор, можете на это повлиять, хотя бы в рамках Калуги?

– Могу, но, к сожалению, не на что влиять — денег на проектирование сейчас нет вообще. Я «вовремя» пришел, когда не на что проектировать. А вообще, моя задача — убедить, заставить, вынудить инвесторов проектировать хорошо. Да, им выгодно делать дешевые, неинтересные, даже иногда уродливые фасады. На это мне сложно повлиять, но тем не менее я стараюсь. Ну а с точки зрения градостроительства я обязан заставить их выполнить все, что положено: обеспечить социально-бытовое, транспортное и инженерное обслуживание, чтобы в проекте все это было предусмотрено. На любую городскую территорию должны существовать проекты планировки. До сих пор в Калуге ведется очень мощное строительство на территориях, где не разрабатывались такие проекты. А это, мало того что противоречит законодательству, так еще и чревато последствиями для потенциальных жильцов, которым не хватит мест в детских садах и школах, негде будет поставить машины и т. д. Правда, у нас, спасибо федеральному законодательству, в ближайшее время уже нельзя будет строить без проекта планировки. И я думаю, что смогу объяснить всем инвесторам, что мы не даем разрешение на строительство и не выдаем градостроительный план земельного участка потому, что они не выполнили определенные условия.

– Ну одно дело — убеждать инвесторов делать интересные фасады у новостроек, а совсем другое — сделать так, чтобы они не уродовали существующие фасады, особенно у старых зданий. Например, как это произошло с краснокирпичным фасадом дома на улице Герцена.

– К сожалению, ко мне на согласование не попадают все проекты. Мы привыкли все валить на советскую власть, но она значительно более аккуратно относилась к Калуге. А мы с начала 90-х лихо испоганили все, что только могли. Довольно много осталось, как ни странно. Может быть, кто-то предпочитает не иметь старый, требующий реставрации фасад, на который нет денег, а просто заделать его беленькой плиточкой. Будет, как в общественном туалете, зато аккуратно. С эстетическими категориями в Калуге пока очень большой разнобой. Последние 20 лет внешний облик города складывался под влиянием настолько разных факторов, что и обвинить в этом некого. А на самом деле виновато отсутствие архитектурно-градостроительного контроля. В некоторых случаях было и игнорирование этого вопроса исполнительной властью, которая говорила: нам нужно сегодня, отстаньте от нас, архитекторы, с вашими бреднями, не отвлекайте нас от руководства!

– А есть ли шансы выжить у калужской деревянной архитектуры? Она ведь, я считаю, является частью того самого культурного кода нашего города, о котором Вы так часто говорили.

– Это сложнейший и очень дорогой вопрос. Очень бы хотелось, но, к сожалению, деревянная архитектура совершенно не подходит под нормативы — ни противопожарные, ни санитарные. Сохранилось несколько потрясающих деревянных карнизов — таких очень мало осталось вообще по России, а здесь пока еще есть. Что с ними будет, я, к сожалению, понимаю... Я уже уговариваю дизайнеров из института, чтобы они просто уволокли эти карнизы, когда дома будут сносить, чтобы хоть так их сохранить. Если где-нибудь в развитых странах такой дом попадется, он станет центром композиции какого-нибудь квартала, туда туристов будут водить. А мы не знаем, как бы побыстрее сломать или сжечь этот дом, — он нам мешает очередное уродливое здание поставить. Да, нам нужны инвесторы, да, нам нужна коммерциализация, но весь вопрос — в цене, которую мы за это платим. И, к сожалению, в градостроительном смысле, эти утраты проявляются не сразу, а как минимум через 10 лет. А сразу, наоборот, польза. Снесли это старье деревянное, ажурное, поставили замечательный новый дом — прибыль городскому бюджету, люди получили квартиры. В общем, масса положительных факторов, но цена за них вот такая. Мы с вами это по одному взвесим, наши краеведы — по-другому, строители — по-третьему, жильцы, ждущие этих квартир, — по-четвертому, а исполнительная власть — по-пятому. Очень много тех, кто прав, и нет арбитра.

– Вы часто рассуждаете в том ключе, что как архитектор бы сделали одно, как градостроитель другое, а как чиновник — третье. Как происходит такой конфликт интересов в одном человеке?

– Пытаюсь помирить себя-чиновника и себя-проектировщика и найти некую срединную линию. Но чиновник обязан побеждать. Я был на одном совещании с Константином Викторовичем Барановым (Константин Викторович скоропостижно скончался 22 апреля, когда материал был уже готов к печати. — Прим. ред.), где он сказал: «Хорошо вам, архитекторам, вы — люди творческие»… Ну, вроде как отвечаем за что-то эфемерное. А ему надо каждый день решать задачи вроде прорванной канализации и уборки снега. Это все неинтересно, а архитекторы занимаются чем-то возвышенным, и это вызывает понятную зависть.

– Как вы оцените вашу команду? Она способна решать поставленные задачи?

– Вся команда управления работает как часы. Каждый знает свой участок и то, как взаимодействовать с другими. Люди, невзирая на возраст, очень опытные. У меня нет мысли кого-то менять или добавлять. Единственное, у нас существует небольшая проектная группа, перед которой ставятся задачи, с которыми не справится и целая мастерская в пол сотни человек. Они работают над любыми задачами, начиная от благоустройства маленького скверика и кончая концепцией озеленения города. Это неверно. Для серьезной работы нужна нормальная проектная организация. Но сейчас для этого нет денег. Мне, правда, иногда помогает моя старая мастерская, но этого недостаточно. Если город хочет развиваться без градостроительных ошибок, то проекты надо заказывать профессионалам.

– Вы — профессор МАрхИ. Есть ли планы привлекать в Калугу каких-то талантливых дипломников и вообще сотрудничать с этим институтом?

– Талантливые сюда не поедут. Заказов нет, а молодежь должна практиковаться. У меня процентов двадцать дипломников уезжает за границу — там у них больше возможностей для реализации и роста. Почти во всех иностранных проектных организациях, с которыми я работал, есть наши выпускники. Но я говорил с ректором МАрхИ — он с удовольствием для курсовых и дипломов возьмет любые калужские темы. В следующем году у меня будет 5-й курс, потом диплом и конечно я возьму Калугу. У нас будут поездки студентов в Калугу. А вообще, все давно уже спроектировано еще в 60–70 гг., и мы сейчас изобретаем велосипед. На старых генпланах Калуги все то, о чем мы сейчас захлебываясь говорим, уже есть. Теперь это надо актуализировать под сегодняшний день. Я и свои лекции здесь начал читать во многом из-за того, чтобы дать понять, что во всем есть преемственность.

– Нужно ли в Калуге развивать какое-то профильное архитектурно-строительное образование?

– Это бессмысленно, потому что Калуга ни сегодня, ни завтра, ни даже послезавтра не сможет загрузить работой даже десятую долю этих выпускников. Если будет работа, будет нормальный инвестиционный климат, вот тогда может понадобиться какой-то небольшой архитектурный факультет или группа.

– А коррелирует ли наличие в том или ином городе архитектурного образования с уровнем градостроительного развития?

– Все зависит не только от наличия кадров. Кадры решают все, когда есть деньги не на поддержание штанов, а на развитие. У нас пока деньги есть только на подтяжки. Поэтому, хоть три тут будет замечательных архитектурных института, — ни один человек здесь не останется.

– Какой Вы видите Калугу в будущем? 

– Калуга, как ни смешно сейчас об этом говорить, — это часть двух глобальных агломераций — Московской и агломерации областей, образующих вокруг Москвы кольцо. Везде меряют расстояние не в километрах, а в минутах. Поэтому агломерация — это прежде всего транспортный каркас. И в таком случае Москва может стать ближе, чем Квань. Когда расстояние не является препятствием, человек может выбирать работу и рядом с домом, и в Москве, — и это не будет у него отнимать так много времени. И когда эти агломерации сформируются, калужане в итоге получат большую свободу выбора.


Поделиться ссылкой:

Опрос

Как вы оцениваете качество городской среды в центральной части Калуги?

Все идеально

Средне, но меня устраивает

Надо привести в порядок то, что есть

Надо многое поменять и осовременить

Надо все переделать с нуля

Результаты опроса Все опросы

Новости

Все новости